Прослушать или скачать Найк Борзов Супермен бесплатно на Простоплеер
Миша! Слови, пожалуйста, блох, и вообще скажи, продолжать ли.) Я, как всегда, затрудняюсь определить дерьмо ли это или нет.
кусок зарисовки- Собирайся, пойдешь с нами.
- Пойдем-пойдем, - два дядьки-милиционера, то есть полицейских, вроде добрые и почти не хамят, но Саше они не нравятся. Когда он устает задавать свои “Почему?”, “А зачем?” и “Куда?”, дядьки принимаются расспрашивать про хоккей. Похоже, проверяют, понимает ли что-то Костров в игре, или действительно спер у кого-то форму. Через 10 минут поездки до отделения выясняется, что дядьки о хоккее не знают ровным счетом ничего. Разговор пытается перетечь к футболу, но, заметив, что подопечный быстро скис, служивые замолкают.
У Кострова в голове - ворох невеселых мыслей. Спросонья подумалось, что полицейские пришли к нему в дурацком сне. И сейчас он очнется в теплой кровати, в своей комнате. Мама принесет чего-нибудь пожрать, а отец будет готов выслушать все доводы Саши насчет игры в хоккей. Реальность оказалась жестче, чем ожидаешь в 17 лет: холодное кожаное сидение “бобика”, два незнакомых мужика с колючими взглядами и перспектива провести ночь за решеткой. Александр плохо разбирался в нюансах лишения свободы за попытку переночевать на вокзале, но чем-то нехорошим это точно закончится. “Дать бы им денег, может отвалили бы”, - с тоской думает мальчишка. Но ни денег, ни наглости для взятки родители ему не оставили.
В отделении полицейские снуют подобно делом черно-синим тараканам. Переносят с места на место “документики”, грозят пальцем “бомжикам” за решеткой и пьют крепкий чай. Создается впечатление, что защита родины куется именно здесь, за столами с потрескавшимися лаковыми поверхностями, в стенах, покрытых выцветшей синей краской. Костров отсиживается на стуле, понурив голову. В общем-то он никому не нужен, доставившие его сотрудники, козырнув, отбыли на новый круг патруля, а у птиц повыше уровнем, что не месят снег кромешной ночью, дел и своих достаточно. А еще нужно успевать пить чай и болтать в курилке.
Саша вспоминает старую книгу “Там, за Ахероном”, которую схватил из библиотеки только потому, что одноклассники дико смеялись над названием. Это была банальная фэнтези-стори про жизнь в Аду. И такое вот случается – жизнь в Аду. Там было крайне деловитое население, которое точно знало свою задачу в координатах Преисподней: мучить грешников, перевозить души, распределять наказания. Мир участка напоминает отдельно взятый кусочек Ада, где черти носят шефу отчеты и лупят багром по башке грешникам, тонущим в зловонных лужах. Скоро достанется и незадачливому хоккеисту, которому сначала сломали клюшку, а сейчас сломают жизнь. Воображение рисует самые печальные картины: ночь с бомжами, постановка на учет в детской комнате милиции, нереальный штраф. И глаза отца, это осуждение пополам с ленивой грустью, которыми он будет смотреть, забирая Сашу домой.
- Малец, кому звонить-то, - голос выдергивает Кострова из его невеселых размышлений, и он вскакивает на ноге в состоянии легкой паники. Полицейский перед ним сразу уменьшается в размерах: он, как и два предыдущих, на голову ниже Саши. Костров несмело улыбается, мужик качает головой и повторяет вопрос. “Он не настаивает на родителях! Просто кто-нибудь”, - Сашка быстро думает насчет возможных кандидатур в столь поздний час. Дерьмовый расклад вообще. На ум приходит только тренер, и, мысленно махнув рукой, хоккеист делает свой главный выбор, диктует номер Макеева. Эти простые действия как будто забирают последние силы, Саша плюхается обратно на стул и, вдруг, поддавшись отчаянью, обнимает себя за колени. Разговор сержанта с тренером почти не слышен, Кострову сообщают, что за ним приедут через пятнадцать минут. И, что удивительно, никому не интересно, почему 17летний подросток назвал номер своего командного тренера. Только дежурный качает головой, шепотом спрашивает: “С отцом повздорил?”
Саша решает сдержанно кивнуть, чтобы не вызывать подозрений. Похоже, русский полисмен погружается в ностальгию и, подперев подбородок рукой, смотрит в потолок, тяжело вздыхая. Он тоже ссорился в детстве с родителями, убегал в ночь и спал на вокзальной лавке. Все так делали в свои 17 лет.
А может быть, тренер такого не делал. По его суровому виду и тяжелому взгляду не скажешь, что он чувствует какое-то сострадание к Кострову. Александру стыдно так, что горят уши и щеки, он медленно бредет следом за Макеевым и думает, не сбежать ли малодушно в противоположную сторону, чтобы больше не встречаться с Сергеем Петровичем взглядом. Не напарываться на острый лед в зрачках.
- Поехали. Домой отвезу, - этого следовало ожидать. Костров резко тормозит, для надежности вкапывается ботинками в стег, выдает упрямое: “Не пойду!”. Тренер тоже упрямый, но по-своему. Он давит не словами, но взглядом исподлобья, четким прострелом в лицо. Саше очень хочется отвернуться, и заслониться ладонями в толстых вязаных варежках.
- Поехали, - все просто. На одном слове заканчивается спор, потому что Костров уже обнаруживает себя в машине, на переднем сидении и с ремнем безопасности поперек груди. Макеев чему-то усмехается, вдавливая педаль газа – он, безусловно, победил. 1:0, счет матча не в пользу “Медведей”. Выезжают на широкий проспект, разгоняются на пустой дороге. Тренер управляет машиной бесстрашно, но, похоже, себя сдерживает, и изредка смотрит на Кострова. А Саша, как завороженный, уставился в небо, где кружит метель. Зимняя Москва его очаровывает, и кристаллический блеск снега кажется чем-то волшебным. Отзвук сказки. Сюжет ты не помнишь, но к тебе возвращается ощущение счастья, тебя кто-то любит и защищает в большом мире. В машине тепло и тихо, Александра немного укачивает, в момент, когда он готов уснуть, тренер встряхивает их обоих, резко ударив по тормозам.
- Приехали, Костров, - коротко и ясно, это приказ десантироваться. Все равно ужасно неловко, на пороге дома Саша пытается выразить невнятный протест. Макеев рубит инициативу на корню и, прихватив за локоть, пропихивает в подъезд.
- Александр, хватит. Я тебя ломать не собираюсь, - самый странный разговор, который может происходить ночью в темной парадной, - просто не хочу еще раз ехать и забирать тебя из какого-нибудь гадюшника. Переночуешь и пойдешь в свою жизнь обратно.
Сергей Петрович разговаривает так, как будто отдает команды на льду. И Саша подчиняется, инстинктивно и безболезненно, потому что он таким создан и слеплен: выполнять четкие указания, без полемики и полутонов. Тем более с ним обращаются, как с равным. Остается только кивнуть и, пропустив тренера вперед по лестнице, потащить сумку следом. Они преодолевают несколько пролетов, и все это время Александр смотрит своему спасителю в спину, умудряясь нечаянно изучить до мельчайших деталей. Узкие плечи, прямая осанка, воротник, завернувшийся у одного края, и светлый участок шеи над ним. Тренер ниже ростом, и меньше во всех пропорциях, чем сам Костров, но излучает столько силы и спокойной энергии, что кажется внушительным. И очень уравновешенным. Все время, пока они поднимаются в квартиру Макеева, Саше хочется тихо прошептать “спасибо”. И нет больше идей уйти в противоположную сторону.
В квартире у Сергея Петровича тепло. Сашка чувствует, как наконец-то отогревается нос, неприятно покалывает щеки. “Сейчас буду красным, как рак”, - стыдно дико, перед тренером не хочется выглядеть, как маленькое дите. Хотя свой лимит глупости Костров превысил после звонка из полицейского участка. Застряв в дверном проеме, Саша думает, что этим вечером все оказалось проще, чем рисуют взрослые.
- Куртку бросай сюда, - тренер не оборачивается, машет в сторону шкафа и скидывает туда верхнюю одежду. Сверху летит шапка, а сам Макеев уже исчезает в глубине квартиры. Острая растерянность и неловкость обуревают Александра, пока он разматывает с шеи шарф. Хоккеисты - смелые люди, и смелым нужно быть во всем. Саша больше не медлит, а делает то, что хотелось: решительно подходит к шкафу, хватает куртку тренера и аккуратно вешает на крючок. Так выглядит лучше и правильней. Рядом пристраивается куртка Кострова и его яркая шапка с пушистым помпоном.
- Костров, где ты там застрял? Тапки не дам, жизнь безтапочная, - смеется. Если смеется, то это хорошо. Значит, поездка в участок несильно вымотала и, может быть, перед сном они успеют поговорить. Макеев проходит по квартире, как будто так и не снял коньки: размашисто, быстро. Короткий инструктаж – у Кострова чувство, что он прибыл на военные сборы, и в расположении части офицер показывает десятку курсантов бараки. Квартире Макеева ярко освещена, и оттого еще более безлика: белые стены, нейтральные фотографии, кожаный светлый диван. “Наверняка, холодный”, - Саша вздыхает и передергивает плечами, потому что тренер с ним разговаривает так же холодно. Как будто сам не человек, а бежевый кожаный диван на три места. Смех, звучавший минуту назад, теперь больше похож на галлюцинацию.
В ответ на предложение поесть Саша отказывается, хотя желудок сводит от голода. Но это уже совсем неловко: заставлять тренера возиться на кухне. Или того хуже – самому напроситься на место у плиты, и поджечь все к чертям. Привез своего игрока на ночь. Ситуация необычная, Костров твердо решил никому в команде не рассказывать о великодушном поступке Макеева. Или, может быть, позже, когда Кисляк наконец успокоиться со своими подозрениями. Сергей Петрович совершенно не похож на наркозависимого: рассудительный, спокойный и собранный.
- Ночевать будешь здесь, - о, ну здравствуй, холодный кожаный диван. Лучше ты, чем лавка на вокзале, - я тебе белье сейчас принесу.
Тренер уходит в единственную комнату, отделенную дверью от кухни и коридора, а Костров вертится на тесном пространстве между столом и плитой. Взгляд цепляется за фотографию: что-то персональное в больнично-белом интерьере. И шприц с какими-то ампулами рядом. Саше стыдно от своих вороватых движений, быстро отдернутой руки: название препарата все равно ему не знакомо, но на наркотик не тянет. Вдруг появляется тренер и делает тайное явным. Очень просто, житейски жестко и безапелляционно: фотография с врачом, травма, обезболивающее. Так по-хоккейному, что Александру становится страшно. А какая-нибудь другая жизнь у Макеева существует? Или иначе нельзя? Хоккею нужно отдать себя целиком и полностью?
Размышления не оставляют Сашу в ванной, где он пытается смыть с лица усталость четырех предыдущих дней.
- И все не так уж плохо на сегодняший день, - насвистывает, глядя в отражение. Зазеркальный Александр выглядит неплохо, хотя немного потрепан. “Ага”, - проблема долго ждать себя не заставляет. Макеев не держит зубную пасту на полочке перед зеркалом, рыться по чужим ванным шкафчикам Кострову не позволяют приличия и легкая нота смущения после разговора о лекарствах.
- Сергей Петрович, а где зубную пасту взять? – Сначала стучит, потом заглядывает внутрь. Макеев резко поднимает голову от книги, встречается с ним взглядом. Кострова прошибает электрический разряд. Отвести бы глаза в сторону. Взгляд у тренера магнетический, читающий до последней строчки. “Извините”, - это Саша говорит шепотом.
- Сейчас достану. С собой забирал, - перегибается вниз, к спортивной сумке возле кровати. Александр, ведомый мальчишеским любопытством, рассматривает личные “хоромы” тренера. Комната такая же светлая, как вся квартира, но обжита чуть больше, чем остальные пространства: яркие вязаный плед на стуле, разбросанные вещи, книги на подвесных полках. На прикроватной тумбочке – снова фотография. Костров, задвинув подальше познания о приличиях, разглядывает картинку. Фотка, как и та, что на кухне, сделана в Канаде, но Макеев на ней выглядит на порядок счастливее и беззаботнее. Справа возвышается огромный хоккеист со знаменитым кленовым листом на груди. Такой же молодой и счастливый, как Макеев, с взъерошенным светлыми волосами, красивым разлетом бровей, высокими скулами и белозубой улыбкой. Прямо модель, а не хоккеист.
- Саша, алло, - это тренер. Он уже успел подойти, встать перед Костровым и перед глазами его вздернуть тюбик зубной пасты, - Ты вообще здоров? Я пять раз тебе сказал, что нашел трехклятый блендамед, - Сергей Петрович качает головой, - иди спать уже, беда.
- Аа..а это кто? – Саша свой голос не узнает, слишком хриплый и грубый. В комнате повисает молчание. Тихий свист, тренер втягивает воздух сквозь зубы. Градус неловкости вечера зашкаливает за 220 вольт. По сердцу. Если надолго замолчать, можно услышать удары в груди.
- Пошли, чаю выпьем. Тогда и расскажу, - Александра выталкивают взашей из спальни.
Все время пока идет возня с чайником и заваркой, Макеев молчит. Поставив перед Костровым до краев наполненную кружку, снова уходит, возвращается с фотографией и оставляет ее возле блюдца с печеньем. Как будто их за столом должно быть не двое, а трое. Вместе с белозубым канадцем, которому Сергей Петрович на фотографии еле-еле достает до плеча. Потом, когда Макеев рассказывает все, Саша понимает, что за столом их действительно должно было быть трое. Потому что история не про тренера, история про двух игроков НХЛ.
- Это Стив, - Макеев коротко представляет персонажа с фотографии, делает глоток чая, - я бы тебе про него соврал, Саша. Я, в общем-то, про Стива лгу всем.
- Зачем? – Костров чует, что тема болезненная, задавать вопросы свои нужно очень аккуратно, но и молчать нельзя. Нельзя бездействовать.
- Люди часто лгут, чтобы спрятать самое дорогое от взглядов и комментариев посторонних. Все, что у меня в памяти есть о Стиве, в России лучше не рассказывать, - каждое слово Сергей Петрович чеканит по слогам. Отдельно подчеркивает название их родной страны, чтобы до Саши дошло.
До Саши не доходит. По светлым глазам, полным вежливого интереса и невежливого детского любопытства ясно, что не доходит. Макеев тяжело вздыхает и готовится рассказывать. “Ничего, ничего, Сереж. Надо однажды начать. Хоть кому-нибудь вымолвить”, - это звучит в голове. Никогда прежде на него не смотрели так внимательно и пытливо.
- Мы с ним были вместе, - информацию нужно строго отмерять, чтобы не шокировать пацана. “Похоже, не повезло тебе, Костров, что я тебя из участка забрал. Но я же слово дал, что команде лгать не буду. Мальчишкам своим – не буду, вы мне доверяете, и я вам тоже хочу доверять. Вот и посмотрим, оправдаешь ли ты мое доверие”. Рискованный шаг, но что он теряет как тренер? Максимум – уйдет от него перспективный нападающий, будущая звезда. 9 голов, 7 передач, 14 матчей, 17 лет и красивое, не попорченное травмами лицо. Серые глаза довольного волчонка. “Эй-эй, а вот это в хоккее не важно, Сережа, не важно. Обчитался ты романтической русской классики, Сережа”.
- Вместе? – Нет, ну догадливость – это не конек Кострова. Но вроде дошло. Раз зрачки расширились, глаза как два блюдца стали – дошло.
- А разве можно? – Ух ты. В российских школах очень плохо преподают социологию. Если вообще не забыли слово “толерантность”.
- Саша, - смотрит в глаза мальчишке, только так можно продемонстрировать решительность и бесстрашие. Отсутствие позорного стыда, - это же Канада, там люди чуть по-другому относятся к однополым отношениям.
Костров быстро кивает, и напуганным не выглядит. С интересом смотрит на фотографию, почти прожигая взглядом фигуру Стива. Макеев уже нагляделся на этот цветной кусочек бумаги. Слишком хорошо все помнит. Они выиграли матч 4:2, на последней минуте – результативная передача, красивая и дерзкая, поэтому оба такие счастливые. После матча будут посиделки с командой, шумный праздник, после которого поедут домой, в уютную квартиру на окраине, где можно будет раствориться в очарованности друг другом. До хрипоты спорить о каждой минуте матча, готовить тосты, швыряться подушками. Выгулять собак и уснуть под утро, крепко обнимая за плечи того, с кем рядом так спокойно.
Через 4 месяца Сергея поломают во втором тайме матча, и под крики тренера Стив остановит игру, унесет его со льда на руках к медикам. Потом поломается характер, карьера. Будут разочарование, разрывные болевые импульсы в ногу, госпитали и уколы, операции. Много злости и финансовых растрат. Поздние возращения Стива домой, уже никакой очарованности, собранная впопыхах сумка и билет домой. В страну где таких, как Сергей, ненавидят. Не будет только слез и долгих прощаний, потому что хоккеистов так не учат.