"– Ты дорожный столб, – говорит она, – столб, который стоит на обочине. Ты невозмутимо сообщаешь и всю свою жизнь будешь сообщать, что до Мелена двадцать семь километров, а до Монтаржи сорок два. Вот почему ты мне так необходим.
– Я тебе необходим? Я был тебе необходим все четыре года, что мы не виделись? Хорошо же ты скрывала свои чувства.
Я говорю это с улыбкой, иначе она подумает, что я на нее в обиде. Но я чувствую, что улыбка получилась насквозь фальшивая. Мне не по себе.
– Как ты глуп! Видеть тебя – если речь об этом – необходимости у меня, конечно, нет. В тебе, понимаешь ли, нет ничего такого, что особенно радовало бы глаз. Но мне необходимо, чтобы ты жил на свете и чтобы ты не менялся. Ты как платиновый метр, который хранится где-то, не то в Париже, не то поблизости. Не думаю, чтобы кому-нибудь когда-нибудь хотелось его видеть."
– Я тебе необходим? Я был тебе необходим все четыре года, что мы не виделись? Хорошо же ты скрывала свои чувства.
Я говорю это с улыбкой, иначе она подумает, что я на нее в обиде. Но я чувствую, что улыбка получилась насквозь фальшивая. Мне не по себе.
– Как ты глуп! Видеть тебя – если речь об этом – необходимости у меня, конечно, нет. В тебе, понимаешь ли, нет ничего такого, что особенно радовало бы глаз. Но мне необходимо, чтобы ты жил на свете и чтобы ты не менялся. Ты как платиновый метр, который хранится где-то, не то в Париже, не то поблизости. Не думаю, чтобы кому-нибудь когда-нибудь хотелось его видеть."
Удивительно, но не подумал бы, что завершить чтение Сартра можно было с легкой улыбкой, с удовлетворением.
Все 300 с чем-то страниц книга была тяжелой. И развлекали бытовые моменты: встречи с Самоучкой, это ужасно взбалмошная Анни. Но мысли главного героя были совершенно неприятными, его, может, тошнота и покидала ненадолго, а вот читателя точно не оставляла в одиночестве.
Закрыв книгу, понимаешь, что прочитал предмет искусства, классику литературы. Ведь только мастер способен за несколько страниц вытащить тебя из того омута, куда старательно погружал за триста предыдущих. Все лучше и плотнее внутренний мир героя облеплял тебя, вызывал негодование, недоумение, усталость, смирение, это опротивившее смирение. Сартр вынуждает согласиться, что мы лишь существование грязных тел. А затем.
Как блеск солнца или луч света:
Стало быть, можно оправдать свое существование? Оправдать хотя бы чуть-чуть?